Название: Границы разума
Автор: Релле
Рейтинг: Всем
Статус: Закончен
Герои: оригинальные
Жанр: мистика
Смерть персонажей: да
Аннотация: Как преодолеть земное притяжение...
Безмолвная, укрытая шаткой тишиной палата номер семь встретила персону Журналиста слегка иронично. Мол, что твои, Журналист, писульки значат для этого мира? Тьфу, одна миллиардная часть буквы в бесконечном алфавите Вселенной. И может ли хоть одна твоя статья что-то изменить в нашем безумном мире?
"Безумный не мир, а вы!" – хотелось заорать Журналисту, но он промолчал. Будто знал, что следует ему сказать только слово – и палата взорвется беспричинным хохотом Пациентки. Пожилая Сестра в заляпанном когда-то бывшем белым халате молча кивнула и показала на пальцах: пять минут. Им обоим было понятно, что это значит. После столь же молчаливого обмена взглядами сестра удалилась
Журналист вздохнул и присел на табуретку. Ему было сложно наладить прежний порядок в голове. Но он должен это сделать. Просто обязан.
- Привет.
Веселый детский голосок зазвенел в густом воздухе и остался висеть, раскачиваясь на нервах Журналиста. Тот ещё раз вздохнул, успокаивая биение сердца, и ответил тихо:
- Привет.
- Ты пришел за Мозгом?
- Я пришел поговорить с тобой, - еле справившись с собой, произнес Журналист. Что за мозг имела в виду малолетняя Пациентка, он не имел понятия.
- Нет, ты пришел за Мозгом! – требовательно произнесла она. – Мозг тебя долго ждал! А ты – плохой, все не приходил и не приходил! Он плакал, - жалостливо скривила симпатичное личико Пациентка.
- Ты знаешь, кто убил твоего братика?
- Мозг говорит, что ты – хороший. Я ему верю.
Журналист попросил Бога о терпении и перевел дыхание. Пациентка не казалась хоть в какой-то мере адекватной. Но её глаза – глаза! – они затягивали, как два бесцветных омута Времени, без надежды на возвращение.
- Мозг попросил показать ему тебя. Только не пугайся, хорошо?
Пациентка резво спрыгнула с койки и босиком прошлепала до маленького шкафчика в углу. Оттуда она вытащила обувную коробку, видимо, тяжелую, поскольку тащила она свою ношу вся красная от напряжения. Журналисту на один миг показалось, что скоро из ее ушей повалит белыми клочьями пар, но наваждение схлынуло – Пациентка бережно положила коробку на жесткую поверхность койки.
- Иди сюда, - она поманила Журналиста тоненьким пальчиком, снимая крышку. Тот, с некоторой неохотой, повиновался. Ему не терпелось поскорее сбежать из этого края тихого сумасшествия, однако дело его осталось незавершенным. Смерть маленького мальчика наверняка кажется нелепостью в понимании его старшей сестры и нынешней Пациентки. Она сошла с ума, как только увидела трупик трехлетнего ребенка в своей комнате. И с того момента, то есть, уже три месяца, находилась здесь, под присмотром пожилой Сестры.
Одно беспокоило Журналиста – его прежние коллеги, все, кто ходил знакомиться с Пациенткой, в количестве трех штук загадочно исчезли из палаты номер семь. И никто ничего больше о них не слышал.
Возвратившись в реальность, Журналист тут же пожалел, что это сделал. Поскольку ему сразу же захотелось стать тихим-мирным пациентом палаты по соседству.
- Правда, он красавец?! – восторженно взвизгнула пациентка, баюкая на руках нечто, состоящее из извивающихся багровых колбасок. Они испускали, как ни странно, терпкий запах ладанки, единственное обонятельное воспоминание Журналиста, которое он сохранил с детства. Ему сразу захотелось вдохнуть воздух с удвоенной силой.
- Что это?
- Это Мозг! – удивленная его непонятливостью, пояснила Пациентка. – Он все может! Я его попрошу – он мне песенку споет. Или сказку расскажет. Он очень добрый и меня любит. Но ему нужен ты.
- То есть – нужен я? Для чего?
- Ну что ты, как маленький? Не знаешь, для чего ты Мозгу нужен? Он же МОЗГ! Ему надо все-все-все знать!
Вязкие "колбаски" в её руках согласно хлюпнули. Пациентка умильно чмокнула их и снова обернулась к Журналисту. Её губы были перепачканы багровыми разводами, будто она только что крови напилась.
- А где ты его нашла? – постепенно пятясь к двери, спросил Журналист. Ему хотелось сбежать отсюда подальше, из этой безумной палаты номер семь, в которой нет ничего, кроме стойкого запаха ладанки. Этот запах тянул его, как бесцветные глаза Пациентки, как медленные движения "колбасок" в её руках.
- Я его нашла во сне. Он всегда путешествует по Вселенной, для него границ нет! Он и меня с собой возьмет! Понимаешь?
- Нет, - честно признался Журналист, не оборачиваясь к Пациентке спиной, чтобы открыть, наконец, дверь. Та, однако, не поддавалась, то ли петли заело, то ли кто-то нажал с другой стороны. Пациентка смотрела на его попытки к бегству слегка отстраненно, будто её здесь вообще нет. Она подошла к Журналисту и просто подняла на него взгляд.
Журналист почувствовал, что его засасывает холодная прорубь с тягучим запахом ладанки. Все дальше и дальше в прошлое, без надежды на возвращение. Ему почудился зловещий смех, но за это воспоминание он уже не мог поручиться. А потом исчез сам Журналист, и просто не кому было что-то вспоминать.
- Тебе хорошо, мой сладенький? – ласково проворковала Пациентка, поглаживая свой любимый Мозг. Тот сыто агукнул и умильно засопел.
Дверь чуть приоткрылась и пропустила фигуру Сестры. Она подобрала оставшийся от Журналиста бумажник и, кряхтя, вышла. Наверное, пересчитывать наличность. Но Пациентка будто не заметила её краткого визита. Она села на кровать и, поглаживая спящий Мозг, нашептывала:
- Да-да, родной, больше нам никто не нужен. Сейчас мы отправимся туда, куда ты хочешь. Я думаю, сначала мы полетим к вечности, да? Потом свернем к пустоте, и там останемся на выходные. А затем…
Недолго ещё раздавался тихий шепот из палаты номер семь. Скоро голос Пациентки смолк, и в воздухе повисла легкой шалью тишина.
Сестра зашла к Пациентке только через три дня…
…Пациентку похоронили втайне от всех, даже от родителей. Пресса узнала только то, что загадочные исчезновения из седьмой палаты областной психиатрической клиники закончились пропавшей Пациенткой…
На далеких просторах Вселенной, среди звезд, обрывков человеческих мыслей и воспоминаний нет места человеку. Его путешествия туда заканчиваются смертью.
Название: Беседы с дождем
Автор: Релле
Рейтинг: Всем
Статус: Закончен
Герои: оригинальные
Жанр: философствование
Смерть персонажей: нет
Аннотация: просто - беседа с дождем.
Привычно устроившись на родном и уютном подоконнике, я выглянула в окно и тепло поздоровалась:
– Привет. Давненько мы с тобой не виделись, правда?
Прослушав в ответ частую будто бы барабанную дробь, засмеялась.
– Что, тоже соскучился? А ведь кто виноват, что погодка-то сухая выдавалась? А я, сам знаешь, к тебе в гости зайти не могу, хоть и хочется… Ну, рассказывай, что у тебя нового?
Прикрыла глаза и молча вслушивалась в эти необычные звуки: песня радости, печалей и обид прохладного весеннего дождя. Сочувственно вздыхала иногда, порой заливисто смеялась. Дождь – он все-таки такой шутник! Не верьте расхожему мнению, будто дождь может навевать лишь грусть да печальные размышления о вечном. Неправда! Он живет так же, как и мы, веселится, плачет, поет, танцует. А лучше всего он умеет разговаривать.
Бывало, сяду я, как всегда, к окну и жду, когда постучится мой самый верный друг и лучший собеседник. А там за беседой хоть весь день пройдет, ни на минуту не соскучишься!
– Что?.. Ой, прости, задумалась. Как у меня дела? Да нормально, как всегда… Нет, пару себе приличную так и не нашла, да и вряд ли, в нашем дворе новоселов не видать, а за остальных такие драки, что я на это дело плюнула уже. Шкура собственная дороже. Нет, Манька уже вылетела из гнезда, её теперь дома не застанешь… Что я хочу? Нет, так нечестно, ты и так прекрасно знаешь, что я люблю больше всего! Правда? Тогда давай просто помолчим? А ты мне расскажешь какую-нибудь красивую легенду… Нет, что ты! Я не усну, о чем речь! Разве я когда-нибудь засыпала?! Хорошо, давай…
И, словно прекраснейшая Шахерезада, дождь запел-забрынчал одну из моих любимых историй. Да, про любовь, да, банально, но в устах такого талантливого рассказчика одно и то же слово никогда не прозвучит одинаково, а значит, и легенда мной каждый раз будет восприниматься иначе, как будто в первый раз. Если вы тоже хотите её услышать, то сядьте поближе к окну и поздоровайтесь с дождем. Он вам обязательно ответит!
Но вот, как верный спутник окончания истории и расставанья, из-за туч выглянуло солнышко и весело заплясало радужными лучиками по редеющим капелькам дождя. Отголоском затихающей легенды прозвучало привычное прощание:
– Я вернусь…
– Я знаю.
Потянувшись всем телом, я мельком скользнула взглядом по уже шевелящемуся двору и лизнула правую лапу: одна шерстинка нагло блестела, чуть припорошенная мукой. Удовлетворенно чихнула (коварная белая песчинка таки попала в нос) и, даже не обращая внимания на необыкновенной красоты широкую семицветную радугу, спрыгнула с подоконника, быстро при этом поджав длинный хвост. В зеркале напротив мне нахально подмигнула черная, как смоль, миниатюрная киска. Улыбнувшись ей небольшими острыми клычками, я ещё раз лизнула лапу и помчалась на кухню. Хозяйка наверняка уже приготовила что-то вкусное, во время дождя в ней просыпается невесть от кого унаследованный кулинарный талант. Так что время даром терять нельзя. Я же хочу дождаться продолжения истории?..
Название: Мама, почему?..
Автор: Релле
Рейтинг: Всем
Статус: Закончен
Герои: оригинальные
Жанр: эзотерика, мистика
Смерть персонажей: да
Аннотация: Если ребенок спрашивает вас о чем-то, постарайтесь ответить. Ведь дети - это вся наша жизнь...
Небольшое заумное вступление
Часто дети в возрасте от трёх лет, которые только учатся использовать средства вербального общения в целях познания мира, искренне не понимают и даже обижаются, когда мама, не в силах терпеть больше бесконечный допрос: а) просто дико, но доходчиво рявкает га любопытствующее дитя ("Блин, достал!", "Когда же ты научишься читать?!", ну, или что-то подобное); б) посылает ребенка к более сведущему (и терпеливому) в этом вопросе человеку ("Митя, иди к папе, папа умный, он и объяснит") и т.п. Таким образом, ему неоткуда ждать помощи по адаптации к жизни…
Мой Сережка, к счастью, рос весьма послушным и чутким мальчиком. Он каким-то седьмым чувством понимал, когда и с каким вопросом подойти к родителям. Вся наша семья в нем души не чаяла, к пяти годам о его необыкновенной чувствительности знал весь наш маленький городок. Здесь не было никогда особой активности, как таковой, но случалось, что минуты, даже часы, тишины и покоя сменялись периодически сумасшедшим визгом шин или тихим, уютным свистом проезжающих мимо автомобилей.
Сережка ещё в детский сад ходил, но мы с мужем уже подумывали о домашнем обучении. Слишком уж тяжело приходилось наивному малышу, слишком уж рано он начал если не понимать, то принимать жестокость современного мира.
Современные дети уже в яслях денно и нощно "питаются" негативными эмоциями различного происхождения, будь то сердитый окрик нянечки, у которой муж снова запил и поднял на неё руку, или жестокие телевизионные передачи со своим извращенным представлением реальности. Сережка интересовался всем – красочными книжками, мультфильмами и даже кино, однако столь популярные среди аудиторий всех возрастов американские мульты, до предела напичканные чернушным юмором, мы дома даже не держали.
Поэтому, когда Сережа после садика сел дома ко мне на коленки и серьезно спросил:
– Мама, а почему я не цыплёнок? – я была если не ошеломлена, то удивлена – точно. Однако отвечать что-то надо, ребенок сидит и терпеливо ждет правильных слов, которые разъяснят его недоумение. А что я могу сказать? Именно поэтому, улыбнувшись ласково, воспользовалась удобной и столь любимой евреями традицией:
– А почему ты должен быть цыпленком? Хочешь такие же крылышки? Или клювик?
– Нет, – Серёжка покачал головкой, – сегодня Таня сказала, она поиграет со мной, когда я мир спасу. И сказала, надо быть цыпленком. И найти пушистого хомячка, и чтобы у него было три глаза.
– А ты так хочешь поиграть с Таней? – со вздохом уточнила я. В принципе, понятно, что он скажет. Как сложно воспитать ребенка, оберегая от заграничной мультяшной бредятины! Но кое-какие мелочи все же проскальзывают время от времени сквозь плотные занавеси родительской заботы.
К ночи ближе, уже закрывая очередную прочитанную перед сном книжку Линдгрен, я вернулась к трудному вопросу.
– Знаешь, солнце, мир вообще не такой, как себе его представляют многие дети и даже взрослые, – тихо приговорила я, поплотнее укутывая ребёнка в одеяло. Серёжка что-то сопливиться начал, в начале зимы это со всеми бывает, но лучше уж перебдеть, чем недобдеть. Сынок все ещё терпеливо ждал продолжения объяснений, смотря на меня своими большими, в пол-лица, ярко-голубыми глазками. – Понимаешь, мы с папой стараемся оградить тебя…
– Оградить? – наморщив лобик, переспросил Серёжка, как всегда, когда встречал незнакомое слово. Я улыбнулась и пояснила:
– Оградить, значит, защищать от чего-либо. Ну, мы с папой стараемся оградить тебя от жизни жестокой и несправедливой. Ведь мы тебя очень сильно любим…
– Значит, Таню мама с папой не любят?
Не стоило мне начинать этот разговор… Адресовала бы мужу, у него объяснять лучше получается. И что же теперь сказать?
– Конечно, любят! – осторожно возразила я. – Может, даже очень сильно любят, но мы с папой не хотим, чтобы мир казался тебе слишком жестоким и безжалостным, чтобы он не свалился на тебя неожиданно, ведь это очень больно.
– А на Таню все свалилось, да? И ей теперь очень больно? – Сразу погрустнел сынок. Его личико отражало истинное расположение эхмоций в его детской, наивной душе.
– Танечка, наверное, уже привыкла.
Я еле-еле успокоила разволновавшегося мальчика и, прикрыв за собою дверь детской, с облегчением вздохнула. Тогда мне казалось, что все самое страшное позади, но… Тогда я жестоко ошибалась в собственных чувствах.
На следующий день Сережа пришел из сада (его приводила младшая воспитательница, моя то ли двоюродная, то ли троюродная племянница) ещё более хмурым и задумчивым. Весь вечер я освободила для сына и всеми способами старалась Серёжку развеселить. Ночью же выяснилось, что из сада он принес не только плохое настроение, но и какую-то хворь. Естественно, тут уж не до сна. Все время, отведенное природой на полноценный отдых, мы возили Серёжку по больницам и поликлиникам, но нигде нам не могли объяснить внятно и подробно, что это за болезнь. В тот момент отсутствие какой-либо маломальской информации волновало не меньше состояния сынишки. Сережа то бледнел, то синел, задыхаясь, то полыхал горячечным жаром, и это не прекращалось вот уже пять часов. В конце концов, раздраженные врачи последнего посещенного нами центра здоровья ребенка отослали нас домой, в спокойную семейную обстановку, выписав каких-то антибиотиков.
Если верить обещаниям остервеневших педиатров, Сережка просто требует внимания, и если весь день мать с отцом проведут с ним, загадочная хворь чудесным образом исчезнет.
Мы отчаялись. Пальцы мужа, побелевшие, судорожно сжавшие руль, будто приклеились, сидел он прямо, напряженно. Я вместе с Сережкой примостилась на заднем сиденье и про себя истово молилась всем святым, предлагая все, что им угодно, – ВСЕ!!! – но только не лишать жизни моего маленького сына.
Тут Серёжка, до того, вроде, слегка задремавший, открыл глаза и посмотрел так, будто хотел показать, как глупо я выгляжу. И спросил:
– Мама, а почему она холодная?
– Кто холодная, сынок?
Серёжа поднял взгляд и посмотрел прямо мне в глаза, опять, будто намекая на то, какой глупый вопрос я задаю.
– Ну, она, – его пальчик указал на переднее сиденье автомобиля, на место рядом с мужем. – Смерть.
Это стало последней каплей. Руки взметнулись к лицу, а я горько, беспомощно разрыдалась. Почему-то у меня совсем не возникло сомнений, что если б я посмотрела вперед, то уткнулась бы взглядом в Её лицо.
Следующая ночь была, наверное, самой тяжелой и длинной из всех. Нет, хуже сыну не стало, но отсутствие стабильных признаков какой-либо инфекции заставляло широко распахивать сонные, покрасневшие глаза, следя за малейшим изменением Сережкиного состояния. Около трех часов утра его беспокойный сон сменился размеренным сопением, а потом – горячечным бредом. Приехавший по "скорой" врач только хмурился, глядя на метания и слезы замученного кошмарами ребенка. Он кивком указал мне на дверь, прося выйти, но я ни в коем случае не собиралась оставлять Сережку одного, в таком состоянии! Тем более, с этим человеком, каким бы гениальным врачом он себя ни называл!
Видя, что я не двинулась с места и, похоже, не намерена, врач безмолвно попросил помощи у мужа. Тот молча подошел ко мне, приобнял за плечи и повлек за собой, прочь из детской… куда? Зачем?! Я не оставлю его!..
Минуты тянулись одна за другой настолько медленно, что время казалось сплошным решетом, состоящим из мгновений жизни и вечности, наполненной смертью.
Мой потухший, совершенно мертвый взгляд, вперившийся в пространство перед собой, не двигался вот уже почти час, готова поспорить, состояние мужа не отличалось от моего, поэтому неожиданный скрип двери мы встретили почти одновременным приступом дрожи.
Подняв глаза, я на миг увидела Её, окутанную белой полупрозрачной дымкой. Лицо… Она такая красивая…
Но наваждение прошло, и я поняла, что просто слепо пялюсь и прожигаю взглядом дырку в белом халате врача. Тот ещё что-то втолковывал мужу, когда я, пропустив мимо сознания его усталый, сочувствующий вид, беззвучно проскользнула в комнату.
Сынишка казался маленьким мышонком на такой огромной кровати. Он проснулся тут же, как только я осмелилась вслух его позвать. Сережка улыбнулся странно и вдруг сказал тихим, ослабевшим голосом:
– Мама, ты её видела? Она такая же красивая, как ты…
У меня ещё хватало сил что-то беспорядочно шептать, я целовала и заливала слезами его бледное личико, но тут Серёжка посмотрел мне через плечо и как-то солнечно улыбнулся:
– Мама… Она здесь…
Я почувствовала только ужасный холод и пустоту в груди, когда два сердца в один миг остановились…
– Ему здесь не место…
…шепот, гулкий стук сердца, шепот…
– Иди назад, дитя, к жизни. Ты мне не нужна…мягкий толчок и ослепительный свет…
попутчик,
Когда я пишу, мысли о цели не очень-то часто меня посещают. И уж точно она не в попытке персонифицировать смерть или показать очевидное несовершенство мира. Просто есть такая история, такая судьба. Ведь если все это происходит наяву, то мало задаешься мыслью - а зачем так случилось. Горе слишком велико.
Пожалуй, здесь никакой особо высокой мысли и нет. Я не вкладывала ее, по крайней мере. Может, мне не следовала в графе жанр писать философия, тогда бы не ввела в заблуждение...
(18 Окт 2008 03:14)
Пооптимистичнее у меня пока не получается, фантазии не хватает 
(28 Янв 2009 10:09)
некорректная постановка вопроса. Вызвать слезы читателей, убивая детей, чтобы доказать давно известное - что в мире есть нечтно... Прочитал, мальчика жалко. мысль - и что? Что дальше, зачем ребенка-то убили? ради какой идеи, которую не каждый знает?